Есть некоторые вещи, которых, наверное, сейчас очень не хватает изнеженному жителю мегаполиса – суровой и простой красоты искрящихся далей и тяжелых ветров Волги, дующих почти постоянно. Или снега до пояса посреди лесного озера, пахнущего мерзлым багульником и сосновой живицей. А то и мороза за двадцать пять, обжигающего лицо до знатного румянца. Все это, казалось бы, большие неудобства, тем более для постоянно шмыгающего носом горожанина, но именно в этих трудностях, наверное, и нуждаемся мы – жители задымленных городов. И когда вдруг окажется такой новичок среди обожженных ветрами бродяг с ледобурами, он неожиданно почувствует какую-то странную веселую лихость. А если еще и печка-буржуйка загудит в прокопченной землянке, раскраснеются лица, заблестят глаза и начнутся самые невероятные истории – все, пропал человек! Теперь он наш… И пусть возможно предстоит ему провалиться под лед, учуять запах волжской воды и смерти, но рядом товарищи – подадут бур, бросят «спасалку» - вытянут… Ну, и согреют, конечно, не без этого.

Но главное, конечно, не в трудностях. Их можно найти и в заснеженном деревенском поле, в проруби реки, и печка  раскаленная может оказаться кстати в каком-нибудь вагончике с работягами-краснолицыми… Нет, есть еще одна совершенно неповторимая вещь – ловля рыбы со льда, когда из черноты лунки, всплеснув, покажется живое, упругое и тяжелое существо – Царь-рыба. Ну, пусть не такая большая, как у Виктора Астафьева в его романе, зато красивая, словно инопланетянка: с огненно-красными глазами и такими же плавниками-перьями. Вся в серебре и золоте… Да… кажется, перегнул слегка. А какой рыбак не сов… не приукрасит. Тогда он и не рыбак вовсе. Иначе рыбалка может превратиться в простую добычу рыбы или банальную пьянку на природе. Все рыбацкие истории честны с небольшим лишь преувеличением. Итак, начнем…

Было это… Нет, слишком банально. Ну, примерно как: «Индо взопрели озимые, рассупонилось красно солнышко и растулдыкнуло свои лучики по белу светушку…понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился»… Словом, надоело все!.. Работа, серые дома, несущиеся стаями машины, от которых идет бензиновый чад. Сладкая тоска манила к своим проверенным протокам, где над заснеженными островами лежит мягкая дымка. Там сейчас оттепель. Как в городе с раскисшими в слякоть дорогами. И чудилось как гудит теплый ветер в мелколесье островов, оседают пласты сырого снега, бывшие настом, пахнет горькой осиновой корой и теплой осокой… Нет, это уж слишком. Скажи еще крапивой и яблоками. Главное – оттепель  и щуки сами из лунки таращатся, мол, где ты друг наш… чтоб тебя с твоими жерлицами! Век бы их не видеть. И тебя, постоянно здесь ошивающегося… Но это их мнение, щук. У меня другой резон. В этих протоках щука была, хоть и капризничала временами, поскольку Новогодье еще в разгаре, а это значит – глухозимье. Но в сырые оттепели флажки вскидывались часто, а рыбины садились надежно. Закрутится с шорохом катушка, остановится, задумается, а потом уже видно только как мелькает красная полоска на ней, пенопластовой, и уже пожелтевшей от старости. Сколько уж лет таскаю я с собой в противогазной сумке эти дорогие сердцу самоделки. И ведь все работают… Но ближе к делу. Поскольку острова эти имеют жилье, то можно будет на пару дней вырваться. Не одна землянка тут белыми буграми белеет среди чернолесья. А из бугра спичка торчит – труба. Значит, и печка заалеет калеными боками, отдавая вкусное тепло. Это тебе не батарея центрального отопления.

Словом, сборы, дорога и сладкое ожидание рыбалки среди мягкой оттепели и белого безмолвия, где только ворон парит да свое банальное «крун» роняет с ватных облаков. Ну, бывает, и откашляется, поскольку старый…

Но пока ехал, вызвездило небо, сугробы окостенели и к островам я шел уже по насту, хрустящему под ногами, как стекло. Небо стало красным и злым. В нем остановились синие перья облаков, такие же неприветливые. А лицо стало жечь ледяным ветром, от которого как ни отворачивайся, все равно достанет и ткнет морозной иголкой то под ворот, то под шапку.

Дошел до своей протоки выстуженный, поскольку оделся не по погоде. Что-то и рыбачить расхотелось. Но деваться некуда: до землянки не близко, да и теплое ли жилье. Может, и не ночевал так никто в эту ночь. К тому же плотно иногда бывают набиты рыболовами эти простые жилища, полузарытые в песок и суглинок. Не протолкнешься. Иногда и под нарами рыбаки греются.

Вперед! – сказал я себе. Снасти выставить, а там найду, где погреться. Было уже что-то в этом роде. Только – в  апрельские дни, ослепительно яркие и теплые днем и ледяные ночью. Прямо у острова ночевать собрался. Разгреб снег по кромке мелколесья, нашел сухих стволов, запалил костер-пожарище, а рядом лежку сделал, выстланную жердями и лапником. Только фляжку отвинтил…

     - Ты, парень, не спать ли тут собрался? – слышу неожиданное от вереницы рыбачков, идущих в теплую свою двухэтажную землянку. Их она считалась, ну, по праву первенства ли, а может, и строили сами. По крайней мере, занято было жилье. Это я понял, когда зашел в него. Тепло, на постелях рюкзаки и прочее. Сразу и развернулся да пошел к острову.

 Оборачиваюсь – ко мне один идет.

     - Нет, ты серьезно тут на ночь берлогу вырыл? – повторяет идущий.

     - Так мне и на льду спать приходилось, не впервой.

     - Ты давай не дури, пошли к нам, потеснимся.

Сразу потеплело где-то внутри. Потом уж познакомились ближе, согрелись и в землянке, чем Бог послал. Не знаю, правда ли нет, но в разговоре с новыми товарищами прозвучала история о спятившем тут рыбаке, может, в горячке известной, который с топором начал бросаться на всех попадя да дверь рубить… Говорят, отвезли его потом на санках связанного, переволакивая через длинный остров. Я же предупреждал насчет рыбацких историй. Все чистая правда, проверить только не всегда можно. Впрочем, здесь, среди гнилых островов и большой воды чего только не было…

Э-э, что-то я слишком отвлекся.  Итак, замерз я, как судак мороженый. Но пробурил пару лунок, хотя и не очень надеялся на желание рыбы съесть моего такого же, оказывается, мороженого мотыля. Да и погода резко сменилась. Но окунишки веселые и резвые бойко стали выпрыгивать из лунки и плясать на жестяном насте, то ли – от радости, то ли – от холода… Бр-р…

Так надергал их с десяток. Белой рыбки не было, что, впрочем, понятно: «сорожкина» погода – это когда снег кружится мягкими хлопьями и тихо оседает на таких же мягких сугробах.

Жерлицы то я достал из противогазной сумки, но каждую оснащал живцами лишь после того как согрею руки в рукавицах. Это ж надо их, руки, в канне с водой побаландать да потом на ветер стылый выставить. Простая, конечно, история, всем рыбакам известная. Тем не менее, дело скучное, если не сказать больше.

Итак, десяток жерлиц на проверенном месте. Топорщатся браво и машут приветливо флажками на взведенных пружинах. И от этого их настороженного вида внутри азартное ожидание. Ну, стрельни, взвейся гордо над ледяным плато, чтобы ноги сами понесли тебя туда, где скулит на винте бешено вращающаяся катушка и рвется на леске ясноглазое твое счастье – щука золотая! Гм-м, городской спокойный господин, ездящий каждый день на работу в одно и то же время, или играющий в «Вовку» до утра на раздолбанном «компе», назвал бы это… Впрочем, рыбаки и сами знают, что они не от мира сего. Это настоящие рыцари с бурами-алебардами на усталых плечах. Они выше казенно-скучного мира… Опять отвлекся…

Итак, жерлицы напряжены, как сеттеры на стойке. И я, мороженый, но счастливый знаю: место знаковое, щука мимо не пройдет. Две-три сядут на тройник. Но так и простоял-просидел почти до темноты в этом счастливом ожидании, ставшим, наконец, тоскливым и нудным.

И когда я уже начал собирать жерлицы, вдруг выстрелил флажок крайней из них! Вот оно, сбылось! Моя будет…

Как и предполагалось, бешено крутилась катушка, вереща на морозе. Когда я подбежал к снасти, стойка жерлицы ерзала на подставке от ударов снизу, поскольку лески на катушке уже не было. Подсечка! И сразу руку рвануло вниз! Только после нескольких попыток удалось поднять рыбину до лунки, но в нее она, понятно, не пролазила, хоть и ледобур у меня на «сто сорок». Но есть же верный багор, он не подведет. Нащупываю внизу щуку, засекаю… А внизу был точно крокодил: нильский ли, гребнистый, крокодил Гена или аллигатор каким-то образом сподобился к нам… Но по-другому нельзя было назвать ТО, что сейчас вырывало багор из моей совсем замерзшей руки. Причем не только вырывало, но еще и выкручивало мне руку по оси. Надо признаться, багор был у меня так себе – советский еще «телескоп» с пластмассовой ручкой. При этом рука не была продета в петлю из капронового крепкого шнура. Самонадеянная ошибка…

Это сейчас всегда в запасе крепкий и длинный крюк из нержавейки и с настоящей ручкой, похожей на рукоятку от эспандера… Но пластмассовая рукоятка того багра наконец выскользнула из  моей руки, больше похожей на что-то мерзлое и скрюченное, но никак на конечность живого теплого человека…

Просторы долго, наверное, еще слышали все теплые слова, сказанные в упрек Судьбе. Хорошо, что эти слова не слышала моя мама…

Послесловие. После этого случая долго хохотал мой отец, услышав эту горькую историю, по крайней мере, для меня горькую. Мол, багор… у мужика… Но когда это же случилось с ним, сделал себе страшный на вид крюк.

Моим багром щуку мы все же взяли. Весила она больше пуда и походила больше на свинью с розовым брюхом.