И в этот раз далеко уехать не пришлось. Осень – горячая пора, хотя по утрам уже пахнет близкими заморозками-утренниками. Но накопилось много дел, а посидеть с удочкой решаю на нашей городской речке. Банка с наживкой осталась с ещё прошлой рыбалки. В этот раз хочу проверить русло Малой Кокшаги в местах, где она была и ещё остаётся малой равнинной рекой с небольшим течением. А дальше река превратилась в копаное земснарядом глубокое и довольно широкое водохранилище. Но мне хочется встретить утро именно на речке, как когда-то в детстве.

Встаю рано и к шести утра почти уже на месте. Запах реки ощущался издалека. Пахло тёплой по сравнению с воздухом водой и тиной. Это запах принес теплый юго-восточный ветерок. На реке меня ждал сюрприз: берега были далеко не пустынны, то тут, то там, застыв у своих длиннющих, чуть ли не в полреки удилищ, сидели мрачного вида деды-лещатники. Время от времени деды угрюмо перезабрасывали снасть, и тогда над рекой слышалось смачное шлепанье поплавка, а в завершение в воду плюхались комки распаренной каши.

Я выбрал себе место на повороте реки. Забросив удочки, прикармливаю щепотками опарыша, перемешанного с увлажненными хлопьями «Геркулеса». Насадка у меня - опарыш и навозный червь. Деды-лещатники ловили, как я потом выяснил, исключительно на манку.

Мои белые поплавки отчетливо виднелись на темной воде и исчезали из вида, лишь увязнув в наползающем тумане, который находился в постоянном движении. Его «прельщала» гладкость поверхности воды, по которой он скользил без особого труда. В береговых же низинах туман лежал долго, медленно переползал по росистой траве и снова заполнял встречающиеся углубления.

Вскоре одному из дедов привалила удача: он, казалось бы, брезгливо, рисуясь, мол, не такое видывали, вывалил из подсачека крупного подлещика, а затем, сплюнув, начал отмывать руки от рыбьей слизи. Деды-соседи хранили индейское спокойствие - у них не клевало, но приходилось держать марку.

Не клевало и у меня. Один лишь раз поплавок, качнувшись, улегся на неподвижную воду, но тут же принял прежнее вертикальное положение.

Прошло часа четыре. Не клевало. Солнце уже выкатывалось на свою привычную дневную орбиту. Рядом расположилась компания отдыхающих, а метрах в двадцати от меня, повизгивая и похохатывая, в воду входила крутобедрая белотелая дама. Она с ужимками подрыгала по воде ножкой, затем издав предсмертный, как мне показалось, вопль, с шумом обрушилась в прохладную уже воду. Компания дружно загоготала, что окончательно вывело из себя дедов. Ворча, они начали собираться.

Засобирался и я, но взглянув на воду, не поверил своим глазам! Поплавок лежал... Лещевая поклевка. Заждавшись клёва, подсек я, видимо, рано: что-то тяжелое и живое заходило на леске, толчками пригибая удилище, но леска тут же ослабла... Соседний поплавок также лежал на воде, а пока я возился с первой удочкой, поплавок приподнялся и двинулся в сторону. Подсечка - опять та же тяжесть, от которой затрепетало сердце. Я тащил эту тяжесть на себя, а она, упорно с этим не соглашаясь, «жала» к берегу. Наконец в зеленоватой глубине замерцал, словно большой лист кувшинки, бок подлёщика! Поднявшись на поверхность, он сдался и доской поплыл к берегу, но на отмели, почуяв близость дна, снова сильно крутанулся и оборвал леску. Подсачека не было, и я кинулся на подлёщика всем телом, искупавшись в речной воде. Но рыбу не упустил.

Клевали подлёщики весь световой день. Видимо, с утра дожидались, когда пригреет осеннее солнце.